Уходит.
Утро.
С двух сторон выходят Леша и Саша. Леша быстро подходит к Саше, хватает за рукав, оглядывается и тащит в сортир. Все это молча.
ЛЕША. Я убью его.
САША. С дуба рухнул?
ЛЕША. Он мне снится, Сань. Почти каждую ночь. Я вить мокрый просыпаюсь. Простыню хоть выжимай. Ты только не перебивай. Я вычитал в одной книжке, запрещенной, перевод с китайского, мне ребята в спортивном лагере на ночь давали… про стебель жизни… он вот здесь находится (Так неожиданно тыкает в шею Саше, что тот отскакивает.) Я хорошо запомнил, не думай… Ха… Только не перебивай… Я вить уже три дня тренируюсь, в красном уголке, на бюсте Буденном, когда никого нет… Я вить с закрытыми глазами могу… ха!.. (Бьет ребром ладони.) Только надо очень быстро и поперек стебля… ха!… И все.
САША. Что все?
ЛЕША. Ну, все как раньше будет. Я смогу жить. Смеяться буду. Мы все будем смеяться. А для этого его надо просто… убить. Всего один раз, Саня... Ночью, когда он заснет… Я смогу, Саня… Ха!..
САША. Никого ты не убьешь.
ЛЕША (спокойно). Нет другого выхода.
САША. Выбрось из головы.
ЛЕША. Только вместе с мозгами.
САША. Слушай меня… Я. Что-нибудь. Придумаю.
ЛЕША. Нет, Саня, ЕЩЕ РАЗ ТРОНЕТ – убью! Ха!
Входит Митя, возможно, он слегка выпил в штабе.
ЛЕША. Еще. Один. Раз. (Уходит.)
МИТЯ. Что это с ним, а?
САША (взрывается). И правда, что же это с ним такое? Жизнь так прекрасна! Начштаба – отец родной! Начпродслужбы – друг! Не говоря уже о секретарше командира…
МИТЯ. Опять штабом попрекаешь? Я что, Санек, виноват? Может, поменяемся? Ты мне палец, а я тебе штаб?
САША. Каждому свое, Митя.
МИТЯ. Знал бы ты, как мне там хреново! (Вынимает тетрадку.) Вот! Если найдут – хана. Придется сжечь.
САША. Секретные материалы?
МИТЯ. «Мертвая поэма»… Тут вся правда, Санек, моя правда про армию…
САША. Стишки?
МИТЯ. Это твой «Дельфиненок» – стишки. Ладно. (Открывает тетрадь.) Сейчас ты поймешь! А потом я сожгу все! К чертовой матери! Слушай, Санек, вот… (С выражением.) «По мертвой поэме шагаю, шагаю…»
ДНЕВАЛЬНЫЙ (заглядывает). Ческис, из штаба звонят!
МИТЯ. Сейчас ночь, блин!
ДНЕВАЛЬНЫЙ. Продукты со склада не отпускают. Ошибка в ведомости.
МИТЯ. Так, не уходи, я быстро.
(Митя, пряча тетрадку, уходит.)
САША (дневальному с тревогой). Лешку не видел?
ДНЕВАЛЬНЫЙ. В наряд ушел, на кухню. (Уходит.)
САША (в зал). Из-за Ческиса я не успел с ним поговорить в тот вечер. Блядь! А назавтра он случился… «ЕЩЕ ОДИН РАЗ».
Саша уходит.
Появляется Васин, он явно не в себе.
ЕФРЕЙТОР. Удружил, братан, называется! Угнал Сему в наряд, так я два часа ворочался, не мог заснуть. Ну ничего, сегодня мы повеселимся… («Бой с тенью») Вот именно, пацаны, это весело! Клево, пацаны! Это лучше всего! Чо, не так разве?.. («Бой с тенью») Накостыляешь - и настроение враз поднимается... мышцы поют… кровь прыгает... Это же настоящая жизнь, пацаны, а не болтовня! Ненавижу болтать! Это счастье, пацаны!!! (Резко останавливается.) А ведь больше ничего нет. Сто пудов. Вы вдумайтесь, чо я сказал сейчас, пацаны, В ЭТОЙ ЖИЗНИ больше ничего нет! Пуста коробушка! Чо еще делать-то, если не пить и не трахаться? Ну? Вы знаете? И никто не знает… (Снова «бой с тенью») Да вы не ссыте, пацаны… я же знаю, куда бить, не тупой… все будет чики-чики… до свадьбы, пацаны, заживет… а потом и у них заживет… (Останавливается.) У кого-у кого, у них… Вы чо, не догоняете?.. У них… у тех, кого вы будете бить, пацаны…
Выбегает Семенов, вприпрыжку, как кузнечик. Увидев «фехтующего» Васина, пытается скрыться, но не успевает.
ЕФРЕЙТОР. Семенов! Ко мне!
(Семенов подходит и вытягивается.)
СЕМЕНОВ. По вашему приказанию прибыл, товарищ ефрейтор.
ЕФРЕЙТОР. Ну сколько тебя учить, боец? Бегом надо, когда старший по званию зовет! Сам знаешь, повторенье – мать ученья…
СЕМЕНОВ. Так точно, товарищ ефрейтор! (Отбегает.)
ЕФРЕЙТОР. Ко мне!
Семенов бросается со всех ног и – вот незадача – спотыкается – и толкает ефрейтора.
ЕФРЕЙТОР. Ты чо, Семенов? В кердык оборзел?
СЕМЕНОВ (ужасно испуган). Никак нет, товарищ ефрейтор!
ЕФРЕЙТОР (обнимает за плечо). Надо по-го-во-рить. Причем серь-ез-но.
СЕМЕНОВ (упирается). Я не хотел… товарищ ефрейтор… товарищ ефрейтор… я…
ЕФРЕЙТОР. Возьми себя в руки, Семенов. (Ерошит ему волосы.) Ты же боец российский армии, да или нет?
СЕМЕНОВ (всхлипывает). Да.
ЕФРЕЙТОР. Ну и молодца. Идем, пацанчик. Сделаем все по-быстрому.
Зажимает Семенову шею рукой и, рыча от азарта, утаскивает его в спальню. Тут же начинают доноситься радостные выкрики ефрейтора вперемежку со всхлипами Семенова.
Появляется Саша с гитарой. Слышит, что происходит в спальне. Нервничает.
С другой стороны появляется Митя.
И тут же Саша начинает громко петь «дельфиненка».
САША. Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
МИТЯ. Что там, Санек?.. Да подожди!.. (Саша не играет, и слышны крики и удары.) Вот скотина! Опять Васин Семенова… Блин, меня не трогает.
САША. (Аккорд на гитаре.) Боится, заложишь, Митя… (Аккорд на гитаре.) Но ты же не заложишь, Митя? (Гитарный перебор.) И я не заложу. (Гитарный перебор.) Потому что мы жить хочем… а, может, хотим. (Гитарный перебор.) А стукачи редко до дембеля доживают в хорошем состоянии… Нет для наших стукачей программы защиты свидетелей… Ла-ла-ла-ла…
(Митя вдруг опускает руку на гриф, музыка обрывается.)
САША. Ты чо?
МИТЯ. Санек, кончай лабать это фуфло!
САША (удивлен). Почему фуфло?
(Из спальни слышны удары и вскрики.)
МИТЯ. Он же искалечит его, сука!
САША. Да почему фуфло-то?
МИТЯ (взрывается). Потому что придумал эту дебильную хрень какой-нибудь урка отмороженный, с мозгами, дымящимися от чифиря…
САША. Ты чо, у нас в поселке все пели. Нормальные ребята.
МИТЯ. Как ты можешь, не понимаю.
САША. И не поймешь. Ты ж небитый…
Бойцы окружают Сашу и вместе с ним поют.
САША И БОЙЦЫ.
Только, если души неповинны,
Ангелы им не дадут померкнуть,
И приплыли к малышу дельфины,
И его подняли на поверхность!
САША (в зал мрачно). И только я один знал, что это был для Лехи тот самый «еще один раз»…
Утро. Выходит старшина.
СЕРЖАНТ. Построение!
(Бойцы выстраиваются.)
СЕРЖАНТ. Смирно! Товарищ прапорщик, рота…
СТАРШИНА. Вольно. (Обходит строй.) Значит, так. Радостная новость, ребята. Нашему капитану стало лучше и на днях он вернется в часть…
БОЙЦЫ. Ура-а-а-а!
СТАРШИНА. Так… А где Семенов?
СЕРЖАНТ. Приболел, старшина
СТАРШИНА. Приболел, говоришь?.. (Уходит в спальню, тут же выбегает.) Моли Бога, Гвоздиков, чтобы обошлось… В медчасть! Срочно! Какие вы… сволочи!
(Солдаты убегает.)
СТАРШИНА. Ческис! (Ческис возвращается.) Вот объясни мне, ты же интеллигентный человек, когда вы рождаетесь, вы такие лапочки – щечки розовые, кудряшки как у Ленина.
МИТЯ. Это потом, старшина, кудряшки и щечки. А сначала мы лысые и красные. Как микояновские сосиски.
СТАРШИНА. Это раньше, Ческис, микояновские были красные и лысые, а теперь – желтые и… вонючик, как сам знаешь что. Но ты, Ческис, не сбивай меня метафорами. Ты видел Семенова? Живого места нет. Кто это сделал?
МИТЯ. Говорят, с лестницы упал.
СТАРШИНА. Ну почему вы не можете жить, как люди? Вы что, дети малые? (В зал.) Ну почему вы не можете жить как люди? Вы что, дети малые? У меня дома жена, мать жены и две дочки, поголовное женское царство, плюс ремонт, плюс соседка сверху – алкоголичка, заливает через день. Ну не могу ж я все это бросить и переселиться в казарму? Да и не полагается, надо же доверять младшему командному составу. (Ческису) Слушай, Ческис, ну завелась у вас паршивая овца, мне скажите, тихонько, мы с капитаном по-своему проучим, он хороший дядька, Афган прошел, Чечню прошел, израненный, душа человек… Ты ведь, Ческис, на хорошем счету. И стенгазету выпускаешь. Пора в отпуск тебе съездить, на Родину, навестишь маму, девчонок, мальчишек…
ЧЕСКИС. Я стучать не буду.
СТАРШИНА. Не стучать, Ческис, а предупреждать о правонарушениях. Вот они там, в Америках, предупреждают. И хорошо живут, довольны.
ЧЕСКИС. Не буду.
СТАРШИНА (печально). Ты трус, Ческис. Как все. (Уходит.)
МИТЯ (в зал). Я, значит, трус, да? Ну а ты? Или ты? А ты? Ты? Ты?.. Нет, не трусы? А знаете, почему? Потому что можете, если что, деру дать, в нору где-нибудь в Барнауле или Феодосии зарыться. А мне – куда зарыться, а? Всюду найдут – и вернут сюда – понимаете, сюда - и что тогда? А если даже несюда – и там быстро узнают. Вы в курсе, что тогда будет со мной, нетрусом? (Орет.) Вы в курсе?.. А я не в курсе! Потому что меня не били еще!.. Ни разу!.. И я боюсь… что сначала они будут меня бить… и я потом упаду… а они будут стоять наверху, смеяться и говорить, что я мразь… Я боюсь, что поверю им…
Выходит Саша.
САША (в зал). Упорство Лехи – вот в чем была проблема. Я знал, когда он вернется из медчасти, он не забудет про «стебель жизни». И тогда трындец – либо Васину, либо Лехе, либо им обоим. (Смотрит на Митю.) Если только он застанет Васина в части… (Ческису) Тут такое дело, Митяй, позвонить надо, одной девчонке, позарез. Дай ключ от кабинета…
МИТЯ. Ты что, Санек? Там же документы. И прямой телефон со штабом дивизии.
САША. На фиг мне твои документы? И твой телефон прямой? Мне обычного хватит, пять минут, и все дела, ну десять. Ты же сам говорил, какие мы кенты разкентовские… (Митя передает Саше ключи и уходит.) Товарищ дежурный по дивизии, вчера ефрейтор Васин сильно избил рядового Семенова. Сейчас рядовой Семенов находится в медчасти в тяжелом состоянии. Своей фамилии не говорю по понятным причинам.
Вваливаются бойцы, обступают Сашу.
1 БОЕЦ. Слышали?
2 БОЕЦ. Чо?
1 БОЕЦ. Кто-то Васина заложил.
3 БОЕЦ. По прямому телефону.
1 БОЕЦ. Из штаба.
3 БОЕЦ. Теперя начнется.
2 БОЕЦ. Чо?
3 БОЕЦ. Деды месить нас будут.
1 БОЕЦ. Пока не скажем.
2 БОЕЦ. А если мы не знаем?
1 БОЕЦ. Кто-то знает.
(Появляется сержант, его видит Саша, но не видят бойцы.)
САША. Я знаю. Ческис заложил.
СЕРЖАНТ. Через десять минут построение. (Уходит.)
1 БОЕЦ. Ну все!
2 БОЕЦ. Хана Ческису!
САША. Сам виноват. (В зал.) Я сначала не хотел Ческиса палить. Не было такого плана. Но ведь гнилой он, как масленок в жару. И если деды начнут искать – кто заложил – и надавят на него – он же раскиснет. И скажет про ключ, чтоб отмазаться! Он скажет! И мне трындец! А за что? За то что я для всех старался! (Бойцам.) Я ж для вас стараюсь, пацаны, вы же знаете. А Ческис, он же только для себя! Он один, а мы вместе, пацаны! Выбирайте, он или я?
Саша берет звучный аккорд, поет душевно, и бойцы присоединяются.
САША И БОЙЦЫ.
Снилось дельфиненку еще долго
Темными тревожными ночами,
Как в него врезался винт жестоко,
Превращая плоть его в мочало!
С этой песней бойцы уходят.
Им встречается ефрейтор Васин, сытый, довольный жизнью, ковыряет спичкой в зубах.
Бойцы обходят его стороной, и он этим доволен. Даже подпевает.
Навстречу ефрейтору идет сержант Гвоздиков.
СЕРЖАНТ. Ты, значит, не знаешь?
ЕФРЕЙТОР (похлопывает по животу). Не прессуй меня, Гвоздик. Слышь? Это гороховый супчик с тефтельками переговоры ведет. Конференция у них. Мирная. А председателем, знаешь, кто? Чаек с сахером… (Ржет.)
СЕРЖАНТ. На тебя настучали. В штаб дивизии. Про Семенова. Завтра приезжает комиссия.
ЕФРЕЙТОР. Мне трындец!
СЕРЖАНТ. А мне? У меня дембель через неделю… был. А теперь я последним уйду! Еще и лычку снимут!
ЕФРЕЙТОР. Так ты уйдешь. А я?
СЕРЖАНТ. Год дисбата, Вася. Если повезет.
ЕФРЕЙТОР (ревет). А-а-а-а! Убью Семенова!
СЕРЖАНТ. Это не Семенов.
ЕФРЕЙТОР. А кто?
СЕРЖАНТ. Дед пихто! (Хочет уйти.)
ЕФРЕЙТОР (разворачивает). Я же с тебя не слезу, ты знаешь. Кто эта рваная сука?
Сержант говорит Васину на ухо.
Выходит старшина.
Входят бойцы, и старшина оказывает в кольце.
СТАРШИНА. Почему здесь так холодно?
СОЛДАТЫ. Жарко. Очень жарко. И душно. Дышать нечем..
СТАРШИНА. Разрешите, товарищ капитан, я останусь на ночь в части?.. Да ничего особенного.. Да все у нас нормально, вы только не волнуйтесь, а то опять двинется... Есть на мое усмотрение!
Все уходят.
Выходит Митя.
СТАРШИНА (ежится от холода). Слушай, Ческис. Странное дело… Все говорят, что у нас жарко.
МИТЯ. Какое там жарко. Дубак.
СТАРШИНА. А они – жарко… Пойду включу обогреватели.
МИТЯ. Отличная мысль, старшина.
СТАРШИНА. У тебя все в порядке?
МИТЯ. Да… весь день на складе сверял остатки. Только вернулся.
(Вбегает дневальный.)
ДНЕВАЛЬНЫЙ. Просили домой позвонить, товарищ прапорщик! Срочно!
СТАРШИНА (дневальному). Пусть обогреватели принесут из каптерки.
Старшина быстро уходит.
Дневальный убегает.
Выходит Саша.
МИТЯ (радостно). Санек! (Саша приостанавливается.) Ты не поверишь, чем я сегодня занимался! Составлял маршрут нашего первого дня на воле. Куда мы сначала…
САША. Хоре понты кидать, Митя. Ничего этого не будет. Заветные места… пивко… киски… не со мной это, Митя. Потому что ты – профессорский сынок, а я – потомок слесаря-водопроводчика и поварихи из тошниловки. Стыдно тебе будет, Митя, перед мальчиками и девочками из хороших семей за мое «хочут». И за моего «дельфиненка». И за то, что меня били, а тебя нет. Так-то, Ми-тя. (Уходит.)
МИТЯ (в зал). Я ничего не понял. Он говорил со мной, как с худшим из людей! В башке у меня как будто кто-то долбил половником по пустой кастрюле. И ужасно хотелось курить. А зажигалку я забыл в штабе.
(Мимо идет боец.)
МИТЯ. Коль… дай огоньку…
Но боец проходит мимо, не обернувшись.
Идет другой боец.
МИТЯ. Вовчик, огоньку…
Боец проходит мимо.
Идет третий боец.
МИТЯ. Лёнь, ну хоть ты…
Но и этот боец как будто не слышит.
Бойцы собрались в глубине. Разговаривают, посматривают на Митю.
Выходит Саша, с гитарой.
САША И БОЙЦЫ.
Как он шел ко дну, крича от боли,
Истекая кровью своей красной,
А над головой смыкалось море,
И прощался с жизнью он прекрасной!
Уходят.
Выходит сержант Гвоздиков.
МИТЯ. Разрешите обратиться, товарищ сержант!
СЕРЖАНТ. Чего тебе, Ческис?
МИТЯ. Вы… меня… не любите…
СЕРЖАНТ. Что-о-о?
МИТЯ. Но я все равно к вам обращусь, потому что больше не к кому.
СЕРЖАНТ. Ну, чего надо?
МИТЯ. Жить. (Говорит быстро, чтобы сержант его не прервал.) Я не знаю, в чем дело, но у меня такое чувство, будто я вредный микроб, и меня собираются прихлопнуть. А я ни в чем не виноват, товарищ сержант, ей Богу, я ни в чем не виноват! Хотите, перекрещусь?
СЕРЖАНТ. Что ты от меня-то хочешь?
МИТЯ. Что сегодня случилось?
(Пауза.)
СЕРЖАНТ. Твоя взяла, Ческис. Хотя не знаю, как тебе это удалось. В общем, сказали, что ты заложил Васина… Вот что…
МИТЯ. Это не я!
СЕРЖАНТ. Сказали, что ты.
МИТЯ. Кто?
(Пауза.)
СЕРЖАНТ. Дельфиненок твой…
Сержант уходит.
Входит старшина. Он озабочен.
Митя пытается вынуть сигарету из пачки и роняет. Но не поднимает, вытаскивает следующую.
СТАРШИНА. Ческис!
МИТЯ (вздрагивает). Что?
СТАРШИНА. Ну ты представляешь, опять она меня затопила, эта алкоголичка чертова! Только потолки побелил! Епт!.. Жена плачет… По стенам течет… Обои пузырятся… (Подходит ближе.) А ты чего дрожишь? (Поднимает сигарету.)
МИТЯ. Все о,кей, старшина. (Но зубы стучат.)
СТАРШИНА. Не собираешься с лестницы падать?.. Это правильно, Ческис, ну их, лестницы, к черту. Вот ведь хотел остаться на ночь. А тут, сам видишь, цунами… Послушай, Ческис, ты человек с мозгами, проследи, чтоб порядок был… (Ежится.) Все равно холодно, даже с нагревателями. (Уходит.)
МИТЯ. Старшина!
СТАРШИНА (оборачивается). Что?
МИТЯ. Я прослежу.
Старшина уходит.
МИТЯ (говорит в зал, быстро, задыхаясь от волнения, но иногда вдруг начинает нервно чеканить слова). Это БЫЛО. Лично со мной. Не верите? Я сам тогда не верил. Как человек-невидимка. я стоял около плаката с уставом воинской службы. Но ровно в десять ноль-ноль ОНИ меня очень хорошо увидят. И тогда… «превращая плоть его в мочало!» Лучше не скажешь. Жить - только это имело тогда значение! И не с проломленной башкой! Не с перебитым позвоночником! Нормально жить, чтобы люди не отводили глаза на улице. А стать уродом так легко. Если б вы знали. Удар табуреткой, и второй – вдогонку. И третий – контрольный. С хрустом. Умело. Знаете, когда человеку так бешено хочется жить, как мне тогда, он становится волком, каракуртом, акулой. У меня не было когтей, зубов, яда. Только голова, еще не сломанная табуреткой. И сержант Гвоздиков. Вот как вышло. Смешно, правда? Спасти меня мог только тот, кто не любил меня больше вареного лука. Я должен был успеть поговорить с ним.
Ческис срывается с места и убегает. На сцене никого нет.
Выходят ефрейтор и сержант Гвоздиков. Они спорят.
ЕФРЕЙТОР. Да он это, братан!
СЕРЖАНТ. Говорит, что нет.
ЕФРЕЙТОР. Мало ли… Это он, братан! Он!
СЕРЖАНТ. Не терпится десятку цапануть? Внакидку к дисбату?
ЕФРЕЙТОР. Да никто не узнает, брателло. В темноте все кошки серы. (Плюет на ладони.) Чо ты бздишь, Гвоздик, мы же с тобой – огонь и воду прошли. У нас такое было!
СЕРЖАНТ. Было, Вася. А сейчас у меня девушка есть. Очень красивая… и очень беременная.
ЕФРЕЙТОР. Ты чо, братан, забыл? В забегаловке у станции! Они колотили и резали тебя, как бифштекс! Пять отморозков! (Задирает гимнастерку и показывает страшные шрамы.) Забыл, да?
СЕРЖАНТ. Я не забыл.
ЕФРЕЙТОР. Пойми, Гвоздик, если мы эту гниду не придавим, молодые расколбасятся, и нам хана! Как в сто двенадцатой части! Я чо, в наряд на кухню пойду? Чо, дневальным буду торчать у тумбочки? Чо, подворотнички пришивать? Сапоги ваксить? Да съебет!
СЕРЖАНТ. А если не он?
ЕФРЕЙТОР. Братан, все пацаны, кроме него, нормальные. Все знают: первый год – их трахают, второй год – они. И начнется у них такая жизнь, что лучше не придумаешь, уважение и послушание! Как в раю! Все понимают… и только этот штабной хорек выделывается… «я думаю»… «мне кажется»…
СЕРЖАНТ. Я обещал Ческису. Десять минут.
ЕФРЕЙТОР. Братан…
СЕРЖАНТ. Пошли в сортир.
Сержант и ефрейтор, расстегивая на ходу ремни и вешая на плечо, входят в туалет. Туда заходят и бойцы. Они расслаблены и спокойны. Прикуривают, кто-то только что вышел из кабинки, застегивая ширинку. Кто-то в трусах. Кто-то чистит на ночь зубы. Васин переговаривается с Гвоздиковым.
Митя входит в сортир. Твердым шагом направляется к сержанту Гвоздикову и втискивается между ним и ефрейтором Васиным. Им даже приходится подвинуться. Ефрейтор отворачивается.
Митя вынимает из кармана все ту же длинную пачку дорогих коричневых сигарет и протягивает ефрейтору Васину. Тот смотрит на сержанта, на пачку… и нехотя берет сигарету. С удивлением рассматривает – впервые такую видит. Кладет в кармашек – на потом. Митя протягивает еще раз. Васин усмехается и прикуривает. Митя протягивает пачку сержанту Гвоздикову. И тот берет сигарету. И Митя берет – себе. А вот зажигалку Митя не вынимает. Это для него важно.
Все вокруг заворожено смотрят на эту пантомиму. Сержант Гвоздиков вынимает зажигалку, прикуривает и дает прикурить Мите. Потом Васину.
И в этот момент к сортиру направляется, а потом входит в него Саша с гитарой.
САША.
Солнца луч сквозь облака сочится,
Над волной взлетает постреленок.
Если вдруг с тобою что случится,
Мы спасем тебя, наш дельфиненок!
Если вдруг с тобою… что…
Саша оборвал пение, поскольку увидел Митю, который его не замечает и что-то говорит улыбаясь ефрейтору. Ничего не понимает. Гитара висит в руке.
МИТЯ. Вот это дааааа! Гляньте, товаррррищ сержант, явился-не запылился наш доблестный дельфиненок! А ты чо, Санек, такой напряженный?
САША. Я… все нормально.
МИТЯ. Нет, Санек, не все нормально. Вот, например, тут нас всех волнует вопрос – кто заложил ефрейтора Васина? А?
САША. Я… не знаю.
МИТЯ. Неужели? А может, все-таки я?.. (Саша молчит. Митя смотрит на сержанта.) Сформулирую точнее, Санек. Каково твое личное мнение - я заложил ефрейтора Васина?
Ефрейтор уставился на Сашу в упор. Саша переминается с ноги на ногу и сглатывает слюну. Митя наклоняется, и сержант Гвоздиков щелкает зажигалкой. Хотя сигарета и так горит.
САША. Не знаю.
МИТЯ. Да или нет?
(Пауза)
ГВОЗДИКОВ. Отвечай, Кутяпов.
САША. Нет.
ЕФРЕЙТОР. Как это нет? Как это нет, гнида?.. Ты же гнал на Ческиса… Что он заложил… Что ты знаешь… Ах ты блядская рожа…
СЕРЖАНТ. Ты, Ческис, выйди. (Снимает с плеча ремень.) Гоп-гоп, боец! Чтоб через тридцать секунд отбился!
Но уходят все кроме Мити и Саши.
МИТЯ (пока они уходят). Если бухнуться с разбега на койку и – голову под подушку, наступит мертвая тишина. Я не хотел ничего слышать. Потому что, когда бежал в казарму, уже слышал…
САША (в зал). Прав ты оказался, старшина, насчет моих мозгов. Обложался я… Развел меня профессорский сынок… Ну и ладно, пофиг, чего там, не впервой, нормально, не смертельно, выживу…
МИТЯ. Я встретил дельфиненка через семь месяцев – месяц больницы и полгода учебки. Это было за неделю до моего дембеля. Тогда после института год служили. Я шел по казарме, скользнул взглядом по двум лычкам и лицу… Больше мы не сказали друг другу ни слова. Никогда.
САША. В учебке узнали, что я заложил деда и свалил на друга… Они били меня каждый день после отбоя, для моциона… Хрю-хрю… Но мне-то что, я-то знал главную военную тайну – если вы еще не запомнили - пресс напружинить, головой мотнуть и не разгибаться… Хрю-хрю… А потом, после молциона, я пел им, на четвереньках, в лицах. Говорят, смешнее всего получалось… (поет) «над волной взлетает постреленок».
(Далее Митя обращается к Саше как с шоферу, который его подвозит.)
МИТЯ. А меня так и не били. Представляешь, шеф? Выходит, отмазал меня дельфиненок. Тут налево... Ничего, что я на ты перешел? Так долго едем… Пробки чертовы…
Саша продолжает наигрывать на гитаре.
САША. Я многое, Митяй, тогда понял. С такими, как ты, нельзя расслабляться. Никакой ты не головастик, Митяй, и не возьмем мы тебя с собой в плавание.
МИТЯ. Тут правее, шеф, а то поворот проскочим.
САША. Понятно, не хочешь меня узнавать? Мы же плебеи, а ты у нас, так сказать, белая кость! Так сказать, орел! (Митя закуривает те самые, длинные и коричневые, смотрит куда-то.) Не угостишь табачком, орел? Когда-то втюхивал, когда нужен был.
(Саша берет аккорд на гитаре, поет негромко.)
Солнца луч сквозь облака сочится,
Над волной взлетает постреленок.
Если вдруг с тобою что случится,
Мы спасем тебя, наш дельфиненок!
МИТЯ (в зал). Ради Бога, шеф, может, другую станцию поймаешь?.. Пугачеву там или Лещенко…
САША (играет потише). Делаешь вид, что меня тут нет? Только есть я, Митяй. И нас много, плебеев по-вашему… А по-нашему, настоящих мужиков. Которые хлебают говно большой поварешкой – то самое, от которого ты воротишь нос. Нам сказали, хлебать, и все. Так надо!
МИТЯ. Тут опять направо… Знаешь, шеф, одно только не могу понять. До сих пор. Почему дельфиненок заложил Васина?.. Почему сделал то, о чем я мечтал?..
САША. Вот именно, Митяй, мечтал ты, а сделал я. И всегда будет так – вы бла-бла, а мы, плебеи…
МИТЯ. Но есть предположение… Понимаешь, шеф, просто предположение, никаких доказательств… (Пауза.) Заложил… потому… что свалил… на меня…
САША. Неправда! (в зал). Все было по-другому, я же говорил, помните?
МИТЯ (пристально смотрит на Сашу). Вроде бы нарушение временного вектора, но заложил… потому что… свалил…
САША. Да какая, блин, разница? Так все делают! Или вроде того! И ты это знаешь, Митяй! И все знают! А если говорят, что не знают и не делают, врут!.. (Разволновался, закуривает точно такие же сигареты, как у Мити. Демонстрирует. Усмехается.) Ничего личного, Митяй, просто марка понравилась. И еще мне «Абрау-Дюрсо» нравится, только настоящее, по пятитхатке за бутылку. Долларов. Я ведь, Митяй, олигархом стал, ума вот хватило. Мне дешевку нельзя хавать, коллеги не поймут. Во мне, Митяй, большие люди нуждаются. Назову – со стула упадешь. Вот с ними я поплыву, Митяй, потому что на нас мир держится. Ну а ты-то, небось до сих пор по ночам стишками балуешься?.. «По мертвой поэме шагаю, шагаю…» И слушает тебя пяток таких же, как ты, «шагальцев», в провисших на коленках штанцах. А для заработка строчишь энциклопедии для детишков про чудеса света, которые никогда не увидишь. А на лето уезжаешь в деревню, потому что жратва дешевая, ягоды-грибы дармовые и жилье бесплатное, а для понта трындишь про любовь к русской природе. (Усмехается, хлопает по плечу.) Вот так, Митяй, все-таки сделал я тебя… Ну как? Сделал?
МИТЯ. Забыть бы всю эту хрень… Ну уж нет, пусть она остается со мной, трусливым, задроченным, способным НА ВСЕ, чтобы выжить… Боже мой, как же я хотел кому-нибудь об этом рассказать!
(Выходит Семенов.)
СЕМЕНОВ. И я хотел рассказать.
(Выходит Гвоздиков.)
СЕРЖАНТ. И я хотел рассказать.
(Выходит старшина.)
СТАРШИНА. И я хотел.
СОЛДАТЫ. И я. И я. И я.
(Выходит Васин.)
ВАСИН. А я не хотел, ненавижу болтать.
МИТЯ. Хоть кому-то рассказать… хоть вам… Даже лучше, чтобы вам, ведь мы больше не встретимся… Да может, из всего, что БЫЛО СО МНОЙ, только это и стоит чего-то…
САША. Кстати, Митяй, в фонде культурных инициатив, где тебя подкармливают грантиками за энциклопушки, мой друган генеральный. Да это же я к слову, не нервничай. (Дружески подталкивает.) Слушай, а давай споем? Точно! Ты же споешь с нами? Все равно когда-нибудь придется, Митяй, к тому все идет, ты посмотри вокруг… А если хорошо слова выучишь, может, и в плаванье возьмем… Ну?..
(Поет, подзадоривая Митю.)
Как-то раз, при солнечной погоде,
Загребая изо всех силенок,
Плыл по морю, радуясь свободе,
Маленький курносый дельфиненок…
(Все поют и смотрят на Митю. И правда, такое ощущение, что он вот-вот запоет. Но вместо этого он поворачивается к Саше.)
МИТЯ (засовывает в карман купюру). В расчете, шеф? (Уходит.)
САША И БОЙЦЫ.
Плыл красиво, счастья жизни полный,
И кричал он весело и звонко.
А корабль, винтом взрезая волны,
Приближался быстро к дельфиненку…
Мелодия резко обрывается.
КОНЕЦ