Посвящается О. Михайловой, А. Железцову, М. Егорову, С. Коковкину

 

ДЕЛЬФИНЕНОК

 Мужская быль в одном действии

 

1 АКТ.

 

Казарма. С двух сторон выходят два молодых бойца. (Форма необязательна.) Один – здоровый, как шкаф, с гитарой, очень симпатичный и обаятельный. Это Саша Кутяпов. Телосложение другого, Мити Ческиса, субтильное, манеры интеллигентные. Но и тут имеется обаяние – человека непосредственного, не очень-то подготовленного к жизни, постоянно рефлексирующего.

Саша стоит несколько в стороне, прислонившись к планшету с уставом строевой службы, и душевно поет песню про дельфиненка. Это происходило тогда.

Митя стоит рассказывает, и это происходит сейчас.

В дальнейшем и другие герои буду рассказывать о том, что произошло, но когда начнут происходить события, они станут участниками. 

 

САША (поет, и очень душевно).

Как-то раз, при солнечной погоде,

Загребая изо всех силенок,

Плыл по морю, радуясь свободе,

Маленький курносый дельфиненок…

 

МИТЯ (в зал, задумчиво). Это было. Мало ли что я выдумать могу, чтобы друзей затащить на премьеру и под бурные аплодисменты на сцену выскочить и руки вверх – мол, Виктория! – НО ЭТО… БЫЛО… НА САМОМ… ДЕЛЕ… со мной… (Смотрит на Сашу.) И с ним. (Направляется к Саше, говорит бытово.) Санек, ты, вообще-то, откедова? Все спросить хотел.

САША (не без иронии). Да ря-я-я-язанские мы.

МИТЯ. А мы ма-а-асковские.

САША. Блин, ни разу в Москве не был…

(Напевает.)

Плыл по морю, радуясь свободе,

Маленький курносый дельфиненок…

(Митя эту песню не поет.)

МИТЯ. А хочешь побывать?

САША. А где?

МИТЯ. А в Москве.

САША. А все хочут.

МИТЯ. Хотят, Санек, ХО-ТЯТ… Но это не так важно… Вот мы Родине долг отдадим, и приедешь ты ко мне… на месяц!

САША. Круто!

(Поет.)

Плыл красиво, счастья жизни полный,

И кричал он весело и звонко!

Но корабль, винтом взрезая волны,

Приближался быстро к дельфиненку!

МИТЯ (морщится). Я тебе такие места покажу, Санек… мои заветные… Слопаем с утра веселую яичницу с красными, как сердце Ромео, помидорами, и – как пойдем куролесить… в музеи будем заходить, это для отчетности… пивко попивать с моими друганами в коронных московских подвалах, это для кайфа… и кисок кадрить, Санек, в парках культуры и отдыха, ну это сам знаешь, для чего…

САША. Ааа…

МИТЯ. О бабках, Санек, даже не заикайся… Папаша отстегнет, куда он денется. Армейский кент приехал. Это будет наш с  тобой медовый месяц свободы! Удачная метафора, записать нужно.

САША. Кисок!.. Ну вааааще… А я ведь, знаешь… ну это… как бы…

МИТЯ. Не напрягайся, Санек. Я девственников за километр чую…

САША (обиделся). Ты чо думаешь, я лошара?.. Да со мной любая в нашем поселке, по первому зову… У меня когда стояк, хоть на улицу не выходи… Как у Буратино, только внизу… На свободу рвется… Штаны трещат… Даже страшно становится, Митяй - вдруг вырвется, а? Ведь улетит! (Пару раз хохотнул и заржал.) Интересные предложения между тем поступали… (Загибает пальцы.) Танька, школьная королева красоты, Ленка из областного ТЮЗа, в отпуск приезжала, Анжелка, парикмахерша, вот с такеннными буферами, все пацаны облизывались…

МИТЯ. Так это что же, Санек, ты лентяй? Не хорошоооо.

САША. Да нет…

МИТЯ. Или трус? Еще хуже.

САША. Да не в этом дело…

МИТЯ (ритмично, с легким подвывом). Иные, может быть, тебя стихии манят запретным декаденским извращенным блеском?

САША. Чегооооо?.. Аааа… Не, стихия у меня обыкновенная. Бабская. В смысле, к девчонкам тянет. Только это же как ребенка обмануть, если без любви, а так, по просьбе Буратино… Лучше уж я это… «сам себе режиссер»… Ну вот… и приз всегда мой… и конкуренции нема… Только смотри, Митяй, никому…. что я не это.

МИТЯ. Спокуха, Санек… но и ты никому… поскольку  и я, мой кореш драгоценный, пребываю по сей день в состоянии печальной невостребованности.

САША. Да ну?

МИТЯ. Клянусь!

САША. Чем?

МИТЯ. Да вот им и клянусь!

САША. Ииииим?

МИТЯ. Чтоб он загнулся!

САША (смеется). Тогда верю!..

МИТЯ. Зато у нас все впереди.

САША. Клевый ты пацан, Митяй, хотя и москвич.

МИТЯ. И ты, Санек. Хотя и рязанец… Представляешь, меня никто никогда не называл пацаном.

САЩА. Ну и как?

МИТЯ. Странное ощущение… Пацан… Знаешь, как будто я головастик, и меня несет по течению. И рядом отряд таких же головастиков. И нам не страшно! Нам весело, пацанам!

САША. Это потому что нас много.

МИТЯ (подделывается под разговор Саши). Хотя впереди, слышь, чой-то грохочет.

САША. Что грохочет?

МИТЯ. Водопад, Санек.

САША. А нам плевать.

МИТЯ. Потому что нас много, блин!

 

Вваливаются другие молодые бойцы, обступают Сашу. И Саша сразу начинает играть.

 

САША и БОЙЦЫ.

Но корабль, винтом взрезая волны…

Приближался быстро к дельфиненку…

 

Саша оживляется, видно, что ему нравится, когда подпевают.

Как-то так получается, что бойцы оттесняют Митю. Он пытается пробиться к Саше, но ничего не выходит. Бойцы поют, а Митя отходит.

 

МИТЯ. Такого кента разкентовского заиметь, как Саня, это, значит, свезло. Большой, сильный, уверенный в себе. Вот он какой был, Саня Кутяпов. А у меня - блин, с точностью до наоборот. Папа с мамой не расстарались. Дурная интеллигентская наследственность. Не большой, не сильный и не уверенный. Тут надо было чрезвычайные усилия применять, чтобы соответствовать… Да ладно, я не парюсь. И тогда не парился. У меня же Саня был, зыканский армейский кент. И я за ним чувствовал себя… точно, как за каменной стеной.

 

САША (в зал, играет на гитаре, а бойцы подпевают). Я и сейчас не могу без этой клевой песни… Тридцать лет прошло, а приду с работы, гитарку в руки - и тихонечко, сам для себя… Ла-ла-ла-ла-ла-ла… А в армии - как прием пищи, а то, вообще, каждый час - «Сань, дельфиненка!» А потому что в этой песне про самое важное, понимаете, про дружбу настоящую, которая не засыхает, про то, что друзья выручат. Когда беда… Пусть мир рушится, они выручат… Ну да, я на самом деле так думаю, а вы чо, по-другому думаете?.. Да ладно, если в это не верить, как жить-то? Вы чо?

 

САША и БОЙЦЫ. 

И вонзился винт гребной железный

Спину разорвал ему жестоко!

 «Мама!» – крикнул он, но бесполезно…

Мама в этот час была далеко.

 

МИТЯ (в зал). Боже, спаси и помилуй! Ну как они могли гнать с утра до вечера эту тухлую отстойную байду! Как у них уши не заворачивались в трубочку? (Издевается, выкрикивая те же слова, которых поют бойцы.) Деееельфиненок уууумирал нессссччччастный… Господа, вы приготовили платочки и валерьянку... С мыыыыыслью о любииииимой своееееей ммммаммме… Советую забежать за кустики и блевануть заранее, а то, боюсь, не удержитесь… Жжжжжизнь его лишь нннннначатая гггггасла… А вот и она – настояшшшшая пааааацанская пааааэзия!.. Как свечааааа, задууууутая ветррррррами!.. Стихи, не совместимые с жизнью! Но попробуй им скажи – очень не поймут! (Махнув рукой, уходит.)

 

САША (смотрим ему вслед, а потом в зал). Великая была вещь — эта песня, и все пацаны с нашего призыва это понимали… кроме Ческиса, но это же Ческис… Особенно Леху пробирало, блин, мировой был пацан…

 

Ребята расходятся и остается с Сашей боец, одетый мешковато, с мальчишеским чубом и таким же выражением лица. Улыбка не сходит с его лица.

 

САША. С Лехой о чем хочешь можно было потрындеть. По-простому. Он такой же, как я, душа нараспашку! И духарной! Всегда с ним что-то происходило! Знаете, как он как ружье у отчима спер?..

(Леша, обращаясь к Саше, заходит в сортир.)

ЛЕША. Я вить чо думал, ну, это, на зайцев схожу и верну вить на место, отчим чихнуть не успеет.

САША. Успел?

ЛЕША. Еще как успел... Придушу, орет, килька в томате!

САША. Ну а ты-то?

ЛЕША. Я-то… ха!.. в подпол — ха!.. И лесенку откинул.

САША. Даешь!

ЛЕША. Ага. И затаился… Ха!.. Как американский шпион. За кадушками…

САША. А он?

ЛЕША. Не рискнул. У нас подпол глубокий. А в нем — полтора центнера. Кабан. Ха! Рассыпется вить при стыковке…

(Леша смеется, и Саша тоже.)

САША. И чо?

ЛЕША. А ничо. Припер крышку, сука. Сверху. Чтоб я не выскочил.

САША. А мать чо?

ЛЕША. Не посмела. Она вить и такого еле нашла.

САША. А ты чо?

ЛЕША. Сань, ну ты чо, рна самом деле!.. В одной кадушке – ка-а-а-а-пуста, а-а-а-а в другой - огурчики, а-а-а-а в третьей… Са-а-а-аня-я-я-я…

САША. Бражка?

ЛЕША (смеется.) Ха!.. Еще бы компашку, Сань, ну, тебя, например. А то вить мыши и… мыши.

 

 Леша и Саша покатываются.

В туалет заходит прапорщик (старшина). Это человек лет сорока пяти, немного грузный, невысокий, с простым добродушным лицом.

 

СТАРШИНА. Все курим, да?

САША. Помаленьку, товарищ прапорщик.

СТАРШИНА. Раком не шутят.

ЛЕША. Кто ж раком шутит?

(Саша и Леша ржут.)

САША. РАКОМ – это серьезно, старшина.

ЛЕША. Мы ж понимаем.

САША. Не маленькие.

(Саша и Леша ржут.

Заходят бойцы, три человека.

Становятся справа.)

БОЙЦЫ. Чо за дела?

САША. Пацаны, старшина говорит, что раком  не шутят.

(Все хохочут.)

РЕБЯТА. Сразу видно, старшина в этом деле понимает. Точняк, старшина, когда раком, не до шуток. Тут уж до конца надо идти. Конец, старшина, делу венец. И детЯм отец. Разве этим шутят?  

(Солдаты ржут уже впятером.

Старшина качает головой, но улыбается.

В туалет заходит сержант Гвоздиков, высокий, франтоватый.

Он становится с другой стороны, справа, и ближе к залу.)

СТАРШИНА. Ну ты посмотри на них, сержант? Лишь бы поржать.

СЕРЖАНТ. А в чем дело?

СТАРШИНА. Я им говорю, с раком не шутите, а они…

(Особенно громкий взрыв хохота.)

СЕРЖАНТ. Ты бы полегче, старшина.

СТАРШИНА. А что я такого сказал?

БОЙЦЫ (хором). Я им говорю, сракам, не шутите! (Ржут.) Спокуха, старшина. Мы капитану не скажем, что ты выражался про жопу при личном составе. (Ржут.)

(Входит Ческис, становится слева, в глубине. Так что старшина оказывается в кольце.)

СТАРШИНА. Хоть ты скажи, Ческис. Как интеллигентный человек, что раком не шутят.

(Все затаили дыхание.)

МИТЯ. Да какие шутки. А вдруг кто сзади пристроится?

(Взрыв смеха, ребята просто умирают.)

СТАРШИНА. Га-га-га! Гуси! (В зал.) Дураки они, товарищ капитан, но веселые. Так мальчишки же, ясен пень. В головах карусель!

 

Старшина машет на них рукой, уходит.

Бойцы тоже, довольные, расходятся. Что-то говорят друг друга. Посмеиваются.

Уходит и сержант.

Остаются Ческис, Кутяпов и Семенов.

 

МИТЯ. Санек, я что сказать хотел.

САША. Сейчас, Леха с подвалом закончит. (Поворачивается к Леше.)

МИТЯ. Санек, вот что…

САША. Да погоди… (Леше.) И сколь ты там сидел, американский шпион?

ЛЕША. Так два дня вить, и хорошо сидел…

САША. Ну да, с мышами…

ЛЕША. Тебя-то не было.

 

Ческис, снимая ремень, заходит в кабинку.

В туалет заглядывает дневальный.

 

 ДНЕВАЛЬНЫЙ. Семенов! К ефрейтору! Срочно! (Пародирует ефрейтора Васина.) По-го-во-рить. (Уходит.)

ЛЕША (хмуро). Блин, забыл. Сегодня моя очередь…

 

С Лешей происходит мгновенное превращение. Он – как сдувшийся шарик. Ему ужасно не хочется идти. Саша смотрит на него с жалостью.

 

САША. Не ходи, Леха.

ЛЕША. Я чо, лучше других?

САША. Не ходи и все.

ЛЕША. Он несильно лупит.

САША. Я те говорю, Леха…

ЛЕША (прерывает). Но сперва покурим, Саня... Ха!

(Саша протягивает Леше сигареты. Тот закуривает, затягивается, явно тянет время. Молчат)

ДНЕВАЛЬНЫЙ (заглядывает в сортир). Дождался, Семенов. Сам идет! (Убегает.)

САША. Скидавай портки!

ЛЕША. Ты чо?

САША. Хуй через плечо!

 

Саша стаскивает с Леши штаны.

И тут входит ефрейтор Васин, энергичный и злой. Видит стоящего в трусах Семенова, по стойке смирно, с сигаретой во рту. Если учесть нескладную детскую фигуру, выглядит Семенов нелепо.

 

ЕФРЕЙТОР. Ха! О-па! О-па! Посередке жопа!

ЛЕША. Здравия желаю, товарищ ефрейтор! (Отдает честь.)

ЕФРЕЙТОР. Чо за кино? Про любовь?

САША. Да не, про понос, товарищ ефрейтор.

ЕФРЕЙТОР. Диарея – выражайся научно, Кутяпов. И чо нам с этим говном делать?

САША. Не знаю, товарищ ефрейтор.

ЕФРЕЙТОР. А я вот знаю…

 

Направляется к Кутяпову.

В это время выходит Митя, застегивая ремень. Увидев ефрейтора, который стоит уже напротив Саши, останавливается.

 

ЕФРЕЙТОР. Поссал, Ческис? Ну и двигай отседова. (Митя стоит.) Оглох, боец?!

(Митя послушно  уходит.)

ЕФРЕЙТОР. А ты, Семенов, на очко продвигайся. А то засрешь нам тут всю архитектуру.

(Семенов уходит. Ефрейтор не раздумывая бьет Сашу под дых.)

Развести решил, свиное рыло?

(Снова бьет.)

Семенова выгораживаешь?

(Снова бьет.)

За лоха меня держишь?

(Снова бьет.)

Не слышу ответа?

САША. Нет, товарищ ефрейтор.

(Ефрейтор бьет под дых.)

САША. Да, товарищ ефрейтор.

ЕФРЕЙТОР (бьет под дых). По форме отвечай, свиное рыло.

САША. Хрю-хрю.

ЕФРЕЙТОР. А теперя ты у меня любимчик. Осознал?

САША. Хрю-хрю!

ЕФРЕЙТОР («шутливо»). Ну чо, покуришь – и приходи. По-го-во-рим. (Уходит.)

САША (в зал). Подумаешь… Хрю-хрю… Да батя через день меня метелил. Ремнем моряцким. С пряжкой. А потом ремень потерял - и чем попало. А мне хоть бы хны. Потому что я знаю… хрю-хрю… нашу главную… хрю-хрю… военную тайну, как говорил Мальчиш-Кибальчиш. А вы послушайте, может, пригодится в жизни… Значит, за секунду до удара вы должны напружинить пресс, вот так… Хрю-хрю… А если вас по морде долбят, головой мотайте из стороны в сторону, чтобы по касательной… Хрю-хрю… Самое хреновое, конечно, в нос, тут без кровянки никак, а вот под дых… хрю-хрю… терпимо… только вы не разгибайтесь, отдыхайте, под дурачка косите… и жить можно, терпимо, чего там, не смертельно, не впервой, пофиг, жить можно, не смертельно, пофиг, чего там, жить можно, не впервой… (Чуть ли не напевает.)

(Выходит Леша, застегивая ремень.)

ЛЕША. Сань, сильно он тебя?

МПША. Терпимо.

ЛЕША. Вот сука.

САША. Пофиг.

ЛЕША. Это из-за меня…

САША. Хрю-хрю… Ну, бьют, Леха… ну, били… ну и будут… Положено… Хрю-хрю… Надо только нашу главную военную тайну знать. Леха… Пресс напружинить… Хрю-хрю… Головой мотнуть… Хрю-хрю… И не разгибаться. под дурачка косить… Хрю-хрю… Запомнил, Леха?

ЛЕША. Не буду я ничего запоминать! (Уходит.)

 

САША (в зал, с уважением). Гордый был, хоть и маленький. И целеустремленный, как паровоз… А ефрейтора просто заклинило. Я ему понравился - большой такой, полюбасику попадешь. Каждый день он месил меня как тесто, после отбоя, когда старшина с капитаном уходили. Да ладно, чего там, терпимо, не смертельно, жить можно, не впервой, хрю-хрю… проканаем, пацаны…

 

Появляется старшина.

 

СТАРШИНА (в зал). Что-то плохо выглядите, товарищ капитан. Ну да, я так и подумал. Я тут по телику слышал, в Израиле могут осколок даже из сердца достать. Может, полковник похлопочет, насчет Израиля?.. Вот это зря, товарищ капитан, а вдруг сдвинется? Бывают случаи… Зря все-таки… А насчет ребят не волнуйтесь… Да понятно, несмышленыши, в голове Содом с Гоморрой плюс Гибель Помпеи, как говорится. Прослежу я, товарищ капитан, а вы домой идите, полежите, телевизор посмотрите, главное, не волнуйтесь…

 

Появляется сержант Гвоздиков. Он франт, хорош собой, форма пригнана, погоны пижонские, золотым кантиком окантованные, дозволенная дембелям челочка аккуратно разделена надвое. Эту самую челочку он все время расчесывает крошечной расческой. В общем, наслаждается собой и жизнью, и этим он неприятен.

 

СТАРШИНА. Сержант!

СЕРЖАНТ. Чо, старшина?

СТАРШИНА. Почему личный состав прохлаждается?

СЕРЖАНТ. Так команды не было.

СТАРШИНА. Теперь есть.

СЕРЖАНТ. Построение! На первый-второй рассчи-тайсь! Гоп-гоп, бойцы!

 

Старшина уходит. Как пробки из бутылки, выскакивают бойцы и строятся. Митя и Саша оказываются рядом.

 

БОЙЦЫ. Первый, второй, первый, второй, первый, второй!

СЕРЖАНТ. Значица так, бойцы невидимого фронта, первые – на кухню. Где вопль восторга?

ПЕРВЫЕ (шаг вперед). Ура-а-а-а!

СЕРЖАНТ. Другое дело. А вторые, значица – уборка территории по всему периметру. А где у нас…

(Бойцы делают шаг вперед, набирают воздуху, чтобы крикнуть, но их опережает Митя.)

МИТЯ. Товарищ сержант, можно?

СЕРЖАНТ. Можно, Ческис, яйца чесать… да и то свои… (смех), а в армии - «разрешите обратиться» (смотрит на часы).

МИТЯ. Разрешите обратиться, товарищ сержант.

СЕРЖАНТ. Нежелательно, Ческис. Время поджимает. Так, бойцы…

МИТЯ (перебивает). Я быстро, товарищ сержант. Разрешите поменяться с ребятами, чтоб мы с Кутяповым были вместе? Мы дружим.

СЕРЖАНТ. Знаешь, за что я тебе не люблю, Ческис? Тебе больше других надо. И поэтому ты индивидуально отправляешься в кочегарку. Там уголек завезли, значица, и высыпали справа от печки. Аккуратная кучка такая – тонны полторы. Возьми лопатку, Ческис, и перекинь, чтобы слева от печки.

МИТЯ. Зачем?

СЕРЖАНТ. Для красоты. Ты же знаешь, Ческис, поскольку человек ты интеллигентный и начитанный, красота спасет мир. И начнется этот процесс, как я предполагаю, с нашей славной воинской части номер сто восемьдесят пять… Да, ежели до ужина не управишься… наряд вне очереди, значица. (Поворачивается к бойцам.) Гоп-гоп, бойцы!

 

Все разбегаются, кроме Ческиса.

 

СЕРЖАНТ (смотрит на часы). Опоздал, блин, на очень важную встречу. И за это, Ческис, я тебя еще больше не люблю. Больше вареного лука, значица. А его я ненавижу! (Уходит.)

МИТЯ (в зал). Боооольше варееееного лууууука… Ты не знаешь, сержант, во что влип. Это сейчас ты у нас петух швейцарский, но придет мое время, сержант Гвоздиков, и припомню я тебе эти полторы тонна уголька справа-налево, и всю правду про тебя расскажу, самодовольного, как тульский самовар, с тошнотворной девчачьей челочкой и губками бантиком… Тебе бы, сержант, эти губки красной помадой намазать и штамповать отпечатки на открытках-валентинках! Может, разбогатеешь!

 

Входит Саша.

 

САША (в зал). Нет, ну я таких психов, как Васин, не видел. У нас в поселке каждый второй с судимостью, каждый первый на низком старте… Но этот, вообще, ни о чем другом думать не мог. Пожрать, посрать и пометелить молодых. Один пацан, Витька Голубев, даже писаться стал. Как увидит его, штаны мокрые… Комиссовали по дурке…

МИТЯ (Саше). Повезло. (Уходит.)

 

Саша берет аккорд на гитаре, который жалобно обрывается.

 

САША. Блин! Даже «Дельфиненок» не помогал.

 

Входит сержант Гвоздиков,  подходит, берет у Саши гитару, поет того же дельфиненка, и поет просто замечательно.

 

САША. Надо же! Не знал, товарищ сержант, что вы так можете.

СЕРЖАНТ. Призы брал в области. В Москву посылали, но заболел.

САША. Может, еще сложится.

СЕРЖАНТ. Вряд ли. Ты вот что, Кутяпов, не кисни давай. Жизнь – долгая штука… и разнообразная. Кто понимает это, тот дождется.

САША. Ну да, если не сдохнет раньше.

СЕРЖАНТ (задумался, дает ключ). Ты вот что, двигай в каптерку. Лампу там надо починить. И чини ее долго, Кутяпов. Примерно до утра. Понял?

САША. Хрю-хрю.

СЕРЖАНТ. Чего?

САША. В смысле, так точно, товарищ сержант.

 

Сержант кивает и уходит.

 

САША (в зал). Лампа была в исправности. А я отоспался, впервые за месяц. А вот ефрейтору той ночью не спалось! Чтоб он сдох, гад!

 

Саша уходит.

Появляется ефрейтор Васин.

 

ЕФРЕЙТОР. Дневальный! (Вбегает дневальный.) Куда он делся… ну, дельфиненок?

ДНЕВАЛЬНЫЙ. Может, уплыл, товарищ ефрейтор?

ЕФРЕЙТОР. Ты чо, боец, оборзел?

 

Надвигается, дневальный пятится.

Входит сержант.

 

СЕРЖАНТ (дневальному). На пост. (Дневальный убегает.) Вася, у меня дембель на носу.

ЕФРЕЙТОР. Погуляем, Гвоздик!

СЕРЖАНТ. Погуляли уже, Вася – хватит. Обстоятельства не располагают.

ЕФРЕЙТОР. У тебя не располагают, а у меня…

СЕРЖАНТ. Вот что, отвянь от Кутяпова. Он мой земляк. Пойдем спать. Вася.

ЕФРЕЙТОР. Так я ж не усну, Гвоздик… (Но сержант уже ушел.) Дневальный! (Прибегает дневальный.) А где этот… маленький такой… Семенов, что ли?

ДНЕВАЛЬНЫЙ. Спит.

ЕФРЕЙТОР. Ну, нашел время!.. А по-го-во-рить?..

 

Уходит.

Дневальный уходит.

Выходит Митя.

 

МИТЯ (в зал). Но ведь и другое было… (Выходит старшина.) Правильных молитв я не знаю, и та, которую я придумал, начинается когда как, зато кончается всегда одинаково – «Господи, сделай так, чтоб наш старшина не ведал горя присно и во веки веков.» (Старшине.) Я поговорить с вами хотел, старшина.

СТАРШИНА. Дела у меня, Чекскис.

МИТЯ. Уже тридцать лет прошло.

СТАРШИНА. Открыл Америку.

МИТЯ. Вы живы?

СТАРШИНА. Я жив, Ческис. Здоров и все такое. Внучка и внучок. Огород и теплица. А что?

МИТЯ. Хочу подарок вам сделать, старшина. Только вряд ли он с вашим сравнится. Вы-то мне жизнь подарили…

СТАРШИНА. Перебор, Ческис.

МИТЯ. Ну, руку – точно. Помните?

 

Митя закуривает. Но как-то странно – поддерживая левой рукой правую. Его мелко трясет. Старшина заинтересовался, но Митя поворачивается так, чтобы быть к старшине спиной. Тогда старшина разворачивает Митю, убирает его левую руку, которой Митя закрывает пальцы правой руки. Правая рука Мити начинает крупно трястись.

 

СТАРШИНА. Так. Давно?

МИТЯ. С понедельника.

СТАРШИНА (присвистнул). Почему не обратился к командиру отделения?

МИТЯ. Обращался.

СТАРШИНА. И что?

МИТЯ. Сказал, что я сачок.

СТАРШИНА. Идиот. А сержант?

МИТЯ. Не положено – к сержанту.

СТАРШИНА. И ты идиот! Это же волос!

МИТЯ. Что?

СТАРШИНА. Волос, мудила!

 

МИТЯ (в зал). Через час старшина на своей зеленой четверке доставил меня с моим пульсирующим, как насос, и раздутым, как саделька, пальцем в городской военный госпиталь. Для офицеров. Дежурная врачиха напоминала актрису из военных фильмов.

 

Старшина снимает фуражку, напяливает высокую белую шапочку.

 

ВРАЧ. Так-с, миленький, и что мы тут имеем? (Осматривает палец, радостно.) Прелюбопытная, голубчик, картина!

МИТЯ. Старшина сказал, волос.

ВРАЧ. Да что вы говорите! Не так-то просто мне, заслуженному работнику здравоохранения Российской федерации, конкурировать, голубчик, с вашим многомудрым старшиной, но, если мне будет все же позволено высказать свое скромное мнение, мы имеем с вами гнойный панариций третьей пальцевой фаланги, и довольно-таки запущенный, да-с. Но ничего, голубчик, будьте уверены, медицина не подведет доблестных защитников Родины. Сейчас я вколю вам анальгинчик, вы отдохнете ночку, а с утречка мы кое-что предпримем для отвода гноя… и все у нас будет превосходно… (Как бы увидела Тимура Вазгеновича, с иронией.) Неслыханно повезло вам, голубчик! Начальник отделения пожаловал!

 

МИТЯ (в зал). Мне и впрямь повезло, причем два раза подряд, сначала со старшиной, а потом с этим грузином…

 

Врачиха скидывает халат и превращается в колоритного грузина, начальник отделения. Он закуривает папиросу, подходит, бросает взгляд на палец Ческиса.

 

ГРУЗИН (кричит). Вы сумасшедшая, да? Вы, нет, не видите, что ткань омертвела, да? Вы слепая, да? Там кости уже нету… (стучит по пальцу) Посмотрите! Он же ничего не чувствует! Стоит как статуя! А вы гной откачивать, да? С утра, да? Дура старая, да, катитесь в жопу из моего отделения! И плевал я, да, на вашего дядю академика! В жопу, да, и вас и дядю! (Достает из бокового кармана плоскую бутылочку коньяка и два стаканчика. Наливает.) Нет у тебя пальца, джигит… На рентгене есть, а у тебя нет! Рентген показывает то, что было неделю назад! Это всем известно, кроме (кричит) заслуженной дебилки Российской федерации! (Снова кричит.) В жопу иди! Вместе с дядей! Что-то я разошелся, джигит, да? Как бы меня не того, да? (Посмеивается.) Не бзди, джигит, проскочим. Растворилась твоя косточка, как сахар, сейчас не отрежем, руку отрежем… (Кричит.) Нет, сколько можно людей уродовать, да! В жопу!.. И тебя и дядю! И папу! За то, что не предохранялся! Ты только не делай так никогда, да? Ты же умница, джигит, по глазам вижу… (Протягивает стопку. Митя выпивает.) А чтоб детей делать, он и не нужен, да?.. (Протягивает еще стопку. Митя выпивает.) Давай резать…

 

МИТЯ (в зал). Наркоз был местный, и я отлично слышал, как щелкнула моя бедная косточка, которой, как сказал Тимур Вазгенович, уже не было… Как будто морковку ножиком… Теперь ее точно не было… А ведь я любил ее, было время, в носу ковырял, это просто чума, кто знает… потом подрос – и на курок давил в тире, один раз медведя выиграл и спал с ним потом лет пять, пока мне не объяснили, что спать с медведями опасно… потом я рисовал… ну рисовал-то я хреново, больше выпендривался… Блин, ну и как я буду, без пальца?.. Мне было очень плохо. И я узнал, как сделать, чтобы было лучше…

 

Грузин превращается в соседа по палате, суетливого и жалкого.

 

СОСЕД. Мить, попроси Таньку, а, она на тебя запала.

МИТЯ (протягивает что-то). На, возьми.

СОСЕД. Димедрол слабый, Мить. Попроси. Один укольчик. Я заплачу Таньке. И тебе.

МИТЯ. Совсем того?

СОСЕД. Мить, я не могу. Хана.

МИТЯ (в зал). Я тоже не мог. Уже давно не болело, а я притворялся, чтобы кололи. Кончилось все самым неожиданным образом. После очередного укола на меня… как будто обрушилась мерзкая тошнотворная вонь! Волна вони, вторая, третья… Меня трясло и выворачивало! Черт знает что это было, но Вазген все понял и вышвырнул меня из госпиталя…

 

Сосед снова превращается в грузина.

 

ГРУЗИН. Иди в жопу, джигит! Змею пригрел на груди! В жопу, да! Не хочу видеть, да! 

 

Грузин превращается снова в прапорщика.

 

СТАРШИНА. Так-так, Ческис, покажись. Разжирел в госпитале…

 

Входит сержант Гвоздиков, усмехается.

 

СЕРЖАНТ. Мы это дело быстро исправим.

МИТЯ. Уголек справа налево перекинуть, товарищ сержант? Для красоты, которая спасет мир? А если я не успею спасти красоту, наряд вне очереди?

СТАРШИНА. Так, какой наряд? Какой уголек?

СЕРЖАНТ (зло). Ты, Ческис, не перелечился?

МИТЯ (в зал). Ну нашло на меня!

СТАРШИНА. Гвоздиков, у тебя дел нет? Так я придумаю! А ты, Ческис, если что, сразу ко мне. Найдем тебе занятие в штабе, учитывая твою интеллигентность, образованность и физическую неполную полноценность… Подумаешь, палец… Кстати, слышал анекдот про официанта, который палец в заднице держал?.. Блин, да что ж это я, это же в конце надо, про задницу… (Ржет.) Ну в общем. Так… Ты, Ческис, забудь про задницу, это в конце... Короче этот, ну, официант, сначала палец держал в супе, который принес мужику, а тот говорит, ты чо, парень, сдурел, в моем супе палец держишь, я же этот суп есть буду, а тот говорит, ну, официант который, мне доктор сказал палец в теплом держать… А этот, мужик, говорит, ты чо, парень, совсем сдурел, держи его в заднице! А тот, ну официант, говорит – ну я ж так и делаю, в перерывах-то! Во дает, да? (Покатывается.) В перерывах - в заднице! Во дает!.. Жалко, что проговорился, а то бы еще смешней было!.. (Смотрит на сержанта.) Пошли в штаб, поговорим насчет твоего трудоустройства.

 

Старшина уводит Ческиса.

 

СЕРЖАНТ. Я сразу понял, что Ческис проблемный мужик. Все в жизни должно быть правильно, вот что. Это как в шашки играешь - ты ешь, тебя едят, снова ты, снова тебя, все по правилам. А Ческис не хотел по правилам. Лучше бы его не было, но он был, причем в моем взводе. И я уже знал, что влип. Но еще не знал, как серьезно... А все из-за него, гада!.. Из-за Васи! Блин! Утром, днем – вроде нормальный пацан, а как отбой…

 

Появляется ефрейтор Васин, он очень весел и энергичен.

 

ЕФРЕЙТОР (увидел сержанта). Гво-о-о-оздик! Бра-а-а-атан! Клее-е-е-ево! Я люблю тебя, брате-е-е-елло!

СЕРЖАНТ. Пошли, Вася.

ЕФРЕЙТОР. Куда?

СЕРЖАНТ. Ты знаешь.

ЕФРЕЙТОР. Опять спать? А когда жить, брат?

СЕРЖАНТ. Вася, я тебя прошу.

ЕФРЕЙТОР. Хо-ро-шо. Все будет хорошо… (Напевает и даже приплясывает.) Все будет хорошо, я это знаю!

СЕРЖАНТ. Давай, Вася, давай…

ЕФРЕЙТОР. Даю, Гвоздик, даю…

 

Вася делает вид, что уйдет. И сержант уходит. Но Вася  нет.

 

ЕФРЕЙТОР. Все будет хорошо, это сто пудов, только сначала нам кое-что надо сделать… Как говорится сделал дело – гуляй смело! (В зал.) Вы не видели Семенов, господа? (В зал заходит Семенов и прячется.) Вы же знаете Семенова?.. Дело в том, господа,  что без него мне как-то одиноко… и печально… Где же он?.. Не вижу, свет в глаза… Блин, куда он сховался, сучонок?.. Семенов!.. Иди сюда!.. По-го-во-рим… Аууууу…

 

Ефрейтор уходит.

Семенов входит на сцену.

 

СЕМЕНОВ (в зал). Все у меня хорошо, мама, ты не волнуйся, зубы я чищу, как ты говорила, два раза в день. И не курю. Это чистая правда. Да, я помню, что случилось с папой. И всю еду в столовке съедаю. И добавки прошу. И мне дают сколько попрошу. Здесь лафа. Если б ты меня увидела, глазам бы не поверила. «Кто этот бугай? – ты бы сказала. – Верните мне того худенького мальчика, которого я вам отдавала!». Но это уже невозможно. И придется тебе, мама, когда я вернусь, смириться с этим. Товарищи по службе относятся ко мне хорошо. И старшина заботливый. И капитан – мировой дядька, только часто болеет. Но все равно я скучаю по тебе, мама. И даже по отчиму, представляешь?

 

Входит Митя.

 

МИТЯ. Как отбой, я быстрей ложился и закрывал глаза. Мне казалось, если я не открою глаза, то как будто ничего нет. Как будто Васин не бьет Семенова. И еще я боялся… что если Васин увидит, что я открыл глаза, он возьмется за меня.

 

Входит Саша.

 

САША (в зал). Леха влип конкретно. Мне кажется, ефрейтору понравилось, что он маленький. Как прежде нравилось, что я большой. Но он не понимал, что есть люди, которых нельзя бить. Если б вы Леху видели, на него даже формы не нашлось подходящей, все пузырилось и висело. Как будто дети в школе устроили спектакль, а костюмы им привезли из взрослого театра. (Леше.) Жалко, Леха, что ты не захотел узнать главную военную тайну мальчишей-кибальчишей… Ну ничего… ничего, Леха. прорвемся…

 

СЕМЕНОВ (в зал.) Вот скажите, какого… он привязался? Я же нормальный, если на кухню сбегать за селедкой или носки ему постирать, или подворотничок подшить, или чего еще… Мне не западло. (Заходит старшина. Леша обращается к старшине.) Я вообще люблю что-то сделать хорошее и чтобы люди мне улыбались! Такая у меня с детства особенность. Нравится, когда люди улыбаются.

СТАРШИНА (Леше). Так, Семенов, я к тебе с предложением. Как насчет поиграть в КВН за дивизию? Повысь их уровень. Ты же весельчак, говорят?

СЕМЕНОВ. КВН?!.. Ну нет, товарищ прапорщик, это не получится. И вообще… я пойду, ладно? (В зал.) Представляете, если бы ефрейтор узнал, что я где-то шутки шучу?

 

Старшина уходит. Свет постепенно гаснет. Высвечивается ефрейтор Васин. Он идет и напевает вполголоса дельфиненка. Видны в полутьме фигуры, которые к нему подкрадываются. Свет гаснет и со всех сторон на Васина набрасываются солдаты, хватают за руки, пытаются завалить. Слышно мычание, пыхтение, рычание. Но Васин с ревом раскидывает всех. Но вместо того, чтобы убежать, они носятся вокруг него, подвывая.

 

ВАСИН. На кого полезли? Шелупонь? Семе-е-е-е-енов! Куда же ты убежа-а-а-ал? Я тебя ви-и-и-идел! Я тебя узна-а-а-ал! Ну не скучай, Семенов, сегодня погуля-я-я-яем! Я уже иду к тебе-е-е-е-е! Семе-е-е-енов, сука!..

 

Вдруг свет зажигается и мы видим одного Семенова, но в трусах и майке.

 

СЕМЕНОВ. Нет! Не надо! Это не я! Ей Богу, не я!

 

Выбегает Кутяпов, тоже в трусах и майке.  

 

САША. Ты чо, Леха, сбрендил? Разбудишь всех!

СЕМЕНОВ. Я… Мне приснился… Он!

САША. Ничего, Леха, мы чо-нибудь придумаем.

СЕМЕНОВ. Ничего мы не придумаем.

 

Уходят. Входит старшина.

 

СТРАШИНА (в зал). Никаких нарушений, товарищ капитан. Какие мысли у бойцов? Ну, я, вообще-то, не Зигмунд Фрейд. Кто такой? То ли немец, то ли еврей, ему люди сны рассказывали, а он им все объяснял как по писанному. Например, приснилась кому-то сигара, а Зигмунд Фрейд объясняет – нет, не сигара это на … Продолжение »